В конце марта в Петрозаводске состоится премьера оперы Масканьи "Сельская честь" — режиссерский дебют выдающейся оперной певицы Нины Раутио. Она же исполнит в спектакле главную партию Сантуццы, а ее партнерами будут солисты Большого театра. Это не просто премьера, а дань Нины городу, где она родилась и где ощутила себя музыкантом.
Сейчас Нина Раутио известна во всем мире. После блестящей карьеры в Большом театре, в репертуаре которого она исполняла все главные партии, написанные для лирико-драматического сопрано, ее открыли на Западе. Театром ее дебюта стал Ла Скала — ни больше ни меньше, а дебютной партией — Манон в опере Пуччини "Манон Леско". С этого спектакля началась Нинина блестящая международная карьера. С 1991 года певица живет в Англии.
— Нина, жизнь на Западе что-нибудь изменила в Вас?
— Конечно. Запад меня раскрепостил, убрал ту напряженность, которую я всегда испытывала в России. На Западе мне не нужно обороняться — на меня никто не нападает, я спокойно живу и работаю. В России же я постоянно должна была кого-то остерегаться, ждать каких-то напастей, сплетен, разговоров, какого-то ненужного обсуждения, предвзятого мнения. Начало моей творческой жизни в России прошло под эгидой заведомо негативного отношения ленинградских официальных музыкальных кругов. Правда, публика и в Ленинграде, и в Москве приняла меня сразу, и это служило мне огромной поддержкой.
— Хватает ли Вам на Западе русской музыки?
— Нет, конечно. Западные музыканты нечасто берутся за постановку русской оперной классики, и то, как правило, ограничиваются "Пиковой дамой" и "Евгением Онегиным". Очень жаль, но, с другой стороны, русская музыка имеет такое наполнение, такую сверхзадачу, которая не каждому музыканту по силам. И нужно обладать русской душой, конгломератом культур, чтобы понять русскую музыку и суметь донести ее до слушателей. К сожалению, западным деятелям культуры не всегда хватает таланта и понимания.
— Вы согласны с библейской заповедью "Не сотвори себе кумира"?
— Согласна. Кумиры — такие же живые люди, со своими плюсами и минусами, удачами и неудачами, проблемами и переживаниями. Выхватывая какую-то определенную грань в кумире, возводя ее на пьедестал, человек ошибается, потому что видит другого человека — своего кумира — только под определенным углом, а все другие грани — его души, его характера — либо не видит, либо старается не замечать. С одной стороны, кумиротворитель обманывает себя, с другой — обманывает окружающих. Нельзя выхватить из целого какую-то одну часть и ей поклоняться. Надо видеть человека в многогранном преломлении, потому что именно в многогранности формируется то самое, что вы называете кумиром, хорошее и плохое — как чаши весов.
— От чего зависит творческое долголетие певца?
— От природных качеств голоса и вокальной техники. А также условий, в которых певец живет и работает. Я считаю, что одной из причин, по которой многие певцы сходят раньше времени, является ожирение мозгов. Когда появляются слава, большие деньги, то многие из служителей искусства превращаются в материальных служителей искусства. Когда они свое призвание начинают рассматривать через призму заработанных денег. Начинают обставлять себя чрезмерной роскошью, тратить много времени на поиски и окружение себя антиквариатом, приживалами и приживалками. Это отнимает много времени и душевных сил, и постепенно духовность куда-то исчезает. Какое-то время еще действуют имя, реклама, а потом — все... Я не говорю, что жить в бедности хорошо. Я говорю о том, что увлечение чрезмерной роскошью и всем, что с этим связано, часто отрицательно влияет на творчество даже довольно крупных певцов.
— Чайковский считал, что нельзя смешивать правду искусства и правду жизни. Что такое, по-Вашему, правда искусства, правда жизни и почему их нельзя смешивать?
— На мой взгляд, искусство не имеет правды. Оно осуществляет естественную потребность человека выразить свои чувства. Это правда чувств. Правда жизни — в физиологических, социальных, этических, моральных нуждах человека. И порой в жизни человек выражает условные чувства, иногда фальшивые, иногда преступные. А нельзя смешивать правду искусства и правду жизни, наверное, потому, что языком музыки человек выражает то, что живет у него в душе, то, чем его душа говорит с другим человеком, с обществом. И это то естество, на которое никакое общество не может наложить запрет. Вот я так чувствую, извините. А правда жизни — это, к сожалению, свод законов и запретов. И человек попадает в ситуации, когда ему запрещено о чем-то думать, что-то чувствовать и говорить, а иногда он сам себе что-то запрещает, чтобы выжить.
— Считаете ли Вы, что скромность украшает?
— Что иметь в виду под скромностью? Скромность — ничего собой не представлять, ничего не создавать и сидеть тихо в уголочке, никому не мешать? Кому такая скромность нужна? Скромность, которая созидает, уже перестает быть скромностью. Она становится созидательностью. А все, что созидает, всегда вызывало противников, врагов, которые начинали хором кричать: "Это нескромно!" Не скромность украшает, а индивидуальность и духовная чистота. Если человек говорит: "Да, я талантлив" и подтверждает это всей своей жизнью и своим трудом, разве можно сказать, что он нескромен? Он просто знает себе цену и доказал, что чего-то стоит.
— Пастернак сказал: "Быть знаменитым некрасиво..." Что Вы по этому поводу думаете?
— Я бы это изменила: "Быть знаменитым очень трудно". Нельзя впадать в эйфорию от своей знаменитости. Нужно оставаться тем, кто ты есть, и продолжать делать свое дело. Но быть знаменитым очень приятно и удобно. Что значит "некрасиво"? Тогда Пастернак должен признать, что хвалить ребенка тоже некрасиво. Вот мальчик намусорил, сломал игрушки, а потом все это убрал, и уже забывают, что он сломал и насорил, а хвалят за то, что убрал. Нельзя говорить ребенку, что он все делает плохо, иначе он действительно начнет все делать плохо и превратится в убийцу своих родителей. Так и с артистами. Они должны знать, что знамениты, что их любят, что они нужны, что их ценят. Это питательная среда для художника. А трудность быть знаменитым — в публичности.
