Даниил Крамер – не редкий, но всегда долгожданный гость в Петрозаводске. Его концерты собирают полные залы, и говорят, что он чуть ли не проповедник джаза в России. Но сам музыкант с такой постановкой вопроса не согласен. Он почти в отчаянии называет Россию «банановой» страной и не видит светлого будущего. Что его здесь держит? Публика и ученики. А еще он – азартный компьютерный игрок и вообще не любит весь этот бытовой мир, предпочитая ему даже второсортное фэнтези. Недавно народный артист России и мэтр джазового мира вновь концертировал в Петрозаводске и уделил «Карельской Губернiи» полчаса из репетиционного времени.
«Я не просветитель»
– Даниил, у вас есть абонементы, действующие по всей стране, – «Джазовая музыка в академических залах» и «Вечера джаза с Даниилом Крамером». Что это для вас – просветительство, популяризация джаза?
– Меня очень часто об этом спрашивают. Но я могу вам сказать откровенно – я думаю о просветительстве как о побочном эффекте всех программ. Прежде всего я концертирующий музыкант, а просветительство получается само по себе – просто я люблю рассказывать, люблю показывать разных музыкантов. Это вообще моя цель – показать в России мировой джаз, причем не только звезд, поскольку мировой джаз не состоит из звезд, и вообще никакая музыка не состоит из звезд – музыка состоит из огромного количества разных людей. Поэтому я прежде всего хочу видеть людей на концертах. Хотя я преподаватель, рассказываю, показываю, веду программу на телевидении… Но все же я – педагог, а не просветитель.
– Тем не менее вы сами говорите, что с помощью таких абонементов вы пытаетесь создать картину джаза конца XX века. И какая эта картина?
– Очень разнообразная. Но дело в том, что джазовый мир России очень мал. Это, видимо, связано с крайне ограниченным русским джазовым рынком – он в этом плане никак не похож на американский. В Нью-Йорке, насколько я помню, 40 тысяч джазовых музыкантов, у нас весь первый эшелон джазовый (не высший, а первый) можно сотней музыкантов закончить. А в высшем – насчитается десятка полтора. Это несопоставимые величины. А с другой стороны, Россия – не Америка и не Европа, и никогда ими не будет. Что бы там ни говорили – это азиатская страна с собственным мышлением, и джаз пока что не стал для России настолько родной музыкой, каким он давно стал в Европе
– там джаз стал более родным, чем в Америке даже. Америка, конечно, родина и котел джазовый, где варятся идеи, и большинство идей генерируется именно в Штатах, часть идей – в Европе, и пока лишь маленькая часть идей генерируется в России. Хотя должен сказать, что молодые джазовые поколения, которые идут за мной, меня очень радуют – они профессиональны, и если они еще начнут генерировать собственные идеи, а не идти в русле чужих – это будет замечательно.
Рекорд Крамера
– Как относятся к русским джазовым музыкантам в мире?
– Если хорошие музыканты, то очень хорошо относятся с музыкальной точки зрения, и плохо – с точки зрения конкурентов. Европа не любит конкурентов.
– То есть русские джазмены перестали быть своего рода «изюминкой»?
– Нет, те времена прошли. Когда я впервые приехал во Францию в 1988 или 89 году и сказал, что люблю Билла Эванса, то пол-Франции жутко удивилось, что в России знают, кто такой Билл Эванс, а я жутко удивился, что они не знают, что в России знают, кто такой Билл Эванс. Но те времена прошли, и сейчас русские музыканты буквально везде в Европе, где прекрасно знают их класс и уровень. Они очень хороши. Сейчас русские музыканты играют наравне с любыми европейскими, если не лучше.
– К слову, Игорь Бутман – тоже частый гость в Петрозаводске – сказал, что ему повезло. Дескать, если бы он сейчас пытался «завоевать мир» с тем уровнем, который у него был в середине 80-х годов, то не известно, получилось бы у него или нет. Сейчас очень много сильных, талантливых саксофонистов, и он просто устал уже с ними бороться и доказывать, что он не хуже их. Среди пианистов та же история?
– Абсолютно та же самая история, причем я ее сознательно создаю. Я намеренно привожу сюда сильных музыкантов. Например, Валерия Гроховского. Мне десятки раз задавали вопрос: «Господин Крамер, вы с ума сошли? Вы делаете себе сильнейших конкурентов!». Да, я знаю это, но меня гораздо больше волнует, что на русской сцене должны быть музыканты такого класса, как Валерий Гроховский, Володя Нестеренко, Яша Окунь и многие другие. Они меня стимулируют – я не играю, как они, и никогда не буду играть, как они, и они не играют, как я. Меня это вполне устраивает – я сам по себе, но я должен держать свой уровень все выше и выше, иначе я погибну и уйду со сцены. Я сознательно создаю такую ситуацию, когда я должен непрерывно работать.
– В каком-то давнишнем интервью я читала, что вы попали в Книгу рекордов Гиннесса…
– Ой, я вас умоляю – это первоапрельская шутка! Нет, я попал вроде как в Российскую книгу рекордов Гиннесса как человек, который быстрее всех под компьютер сыграл блюз. Но я не отношусь к этому серьезно. Ну сыграл я блюз на скорости метронома 300 – и что? Музыки там не было – просто быстрое нажатие клавиш.
– Но вы за секунду можете сыграть более 20 нот!
– Могу – это просто. Можно и больше нот сыграть за секунду.
– Тогда вам обязательно надо зарегистрировать рекорд!
– Зачем? В этом нет смысла. Я уже давно завязываю с этими скоростями. Пока я был молодой и горячий – да. Но сейчас я вижу смысл в музыке, а не в скорости.
– И вы по-прежнему не любите, когда вас называют джазовым музыкантом?
– Ну почему, пусть называют, но это не будет правильно. Я просто музыкант и играю очень по-разному, и я не всегда играю джаз.
«Не хочу стариться в России»
– Можно ли джаз разделить по национальному признаку?
– Наверное, можно – есть разные менталитеты, и я думаю, что финские музыканты не играют так, как итальянские. Но, с другой стороны, сам по себе джаз настолько интернационален, что это деление все же будет условным. Хотя если мы говорим о джазе с этническими элементами, то тогда мы спокойно можем говорить: финский, испанский, русский и так далее. Но если мы имеем в виду мэйнстрим, то вероятна разница в манере и способе исполнения, но фразировки будут из джазового языка. Есть ведь язык – вот мы с вами говорим на русском языке, но мы не говорим одинаково. То же самое и в музыке.
– Есть в мире какие-то особенные места, ну, например, где вам хорошо работается?
– Мне хорошо работается во Франции, мне очень нравится французская публика, правда, на мой взгляд, она слишком романтична и иногда не лишена снобизма, но тем не менее это публика, которая способна оценить нюансы. В этом плане бывает хороша и русская публика – правда, не всегда и не везде, но русская джазовая публика явно повышает свой уровень с каждым годом, и я за это очень ее люблю. Это одна из тех вещей, которые держат меня в России.
– А где бы вы хотели состариться?
– Я бы не хотел стариться в России, и, скорее всего, не буду. Россия очень плохо относится к своим старикам. На словах все время что-то тут повышаем и там повышаем, а на деле старики живут очень хреново. Нет достойной старости у людей, которые положили жизнь на свою страну. То же самое на Украине (Даниил Крамер родился в Харькове. – Прим. авт.), и мои родители до сих пор живы только потому, что они уехали в Германию. Думаю, останься они, их бы уже не было в живых. Германия, для которой мои родители не работали ни одного дня, тратит кучу денег на то, чтобы мои родители могли жить столько, сколько им отпущено природой. А в России, к сожалению, все не так.
– Со студентами вам нравится работать?
– Если бы не нравилось, я бы не был преподавателем и деканом, я люблю работать со студентами. Но особенно люблю работать с детьми – я молодею с ними.
– У нас много талантливой молодежи?
– Да. И это странно.
– Почему странно?
– Потому что генетический отток из России огромен. И, к сожалению, с ухудшением финансовой ситуации в России он будет только расти – а я предчувствую катастрофу. Ну не будет хорошо жить страна, которая второй газопровод построила и благодаря этому окончательно «села на иглу». Я читал, что сегодня больше половины валового национального дохода – это газонефтяная игла. Думаю, что мы в катастрофическом положении, и Россию в этом плане ждет отвратительное будущее. Мы «банановая» страна – у нас ничего нет, кроме «банановых» ресурсов и ядерного оружия, которое долго не протянет.
Игрок
– Какие у вас увлечения помимо музыки?
– Я компьютерный игрок.
– Да ладно! Вы серьезно?
– Абсолютно! Я известный онлайн-игрок, правда, никто не знает, кто скрывается под моим ником, но я активный участник многих онлайн-игр, у меня огромная коллекция не онлайн-игр – это мое огромное хобби. Я азартный компьютерный игрок.
– И во что вы сейчас играете?
– Из не онлайн-игр – The Elder Scrolls 5: Skyrim – замечательная штука, хорошо сделана. Из онлайн-игр мы с женой увлечены Perfect World, но только я вам не скажу, кто я там и кто – моя жена. Жена, кстати, даже лучше, чем я, играет.
– То есть вы можете сутки просидеть за компьютером?
– Суток свободных у меня просто нет. Хотя когда-то мог. Но я не компьютерный наркоман, потому что могу в любую секунду встать и заняться делом, именно поэтому я продолжаю работать. Мое хобби помогает мне жить. Дело в том, что мне категорически не нравится бытовой мир, а уйти от него некуда, поэтому я ухожу только через книги и компьютерные игры.
– А что вы читаете?
– У меня с собой iPad с огромной библиотекой, и в этой библиотеке очень много фантастики, в том числе плохой. И я знаю, что читаю сейчас дерьмо, но это мне нужно просто для того, чтобы забыться и уйти от бытового мира. Я не принадлежу к числу музыкантов, которые иллюстрируют наш мир – я его не люблю. Не люблю царящие в мире ложь и несправедливость, мне не нравится, что все государство построено на насилии, которое называется законом и поддерживается глупыми людьми, идущими в армию. Им объясняют, что это их священный долг, а на самом деле они защищают неизвестных им людей, которые имеют в виду только собственные интересы. Это мое мнение. Конечно, в мире есть вещи, которые мне очень нравятся:
я люблю красивые города, красивую архитектуру, но это относится к искусству, а это уже не совсем бытовой мир, это как раз уже мир фантазий, мир эмоций – и это мой мир. Меня вполне устраивают моя жизнь и независимость, которая позволяет мне заниматься тем, чем я хочу заниматься. Пока. Как только это закончится, я уеду.
– Самые удивительные в вашей жизни концертные площадки...
– Ферма, превращенная в концертный зал. Это было в небольшом городке под Греноблем. Ферма в виде длинной арочной конструкции, и там была потрясающая акустика, я с таким удовольствием там играл! Звук, с одной стороны, в меру плывет, с другой стороны, наполняет зал – я был просто ошарашен!
