Председатель Петрозаводской еврейской религиозной общины и одновременно заместитель председателя Карельского отделения Союза театральных деятелей России Дмитрий Цвибель домой приходит только переночевать. Утром он бежит в родной Дом актера. Там, в своем кабинете, он даже кофе наливает в чашки как-то по-домашнему, будто находится у себя на кухне…
Нищие
Дмитрий Цвибель родился в Сортавале и до полутора лет жил с родителями в Доме офицеров – тогда там сдавались номера гостиничного типа. Через полтора года семья переехала в Петрозаводск.
Отношения мамы и папы Цвибелю кажутся идеальными. Они почти не ссорились и никогда не повышали друг на друга голос.
– Мы жили на ул. Луначарского в деревянном доме. Жили бедно: музыканты всегда были нищими, и сейчас тоже нищие. Папа работал на шести работах: в театре, училище, кинотеатре, музыкальном училище, Доме культуры Онежского завода и в двух детских садиках. Уходил утром, приходил вечером... Видели мы его редко. Мама не работала – растила детей.
Воспоминания о детстве у Дмитрия радостные. Ему многое позволяли.
– Я рос на улице. Все вился вокруг старших хулиганов. Ларьки грабили – я на шухере стоял, свистел, если милиция появлялась. Тогда были так называемые «кланы» – в каждом районе свой. Ребята с заточенными бляхами ходили. Как вспомню, так страшно делается. Представляете себе, что такое заточенная бляха? Медная пряжка, острая, как нож…
Было у мальчика и хобби: он собирал радиоприемники. Первый семейный приемник сделал сам – купить было не на что.
– Я был членом радиоклуба, имел свой позывной, выходил в эфир… Мне тогда это занятие большое удовольствие приносило. Раньше даже радиостанции «коллекционировали» – найдешь какую-нибудь и записываешь частоту, технические данные.
Донос
Музыкой Цвибель увлекся лет в семь. Вопрос о том, кем будет мальчик в будущем, никогда не ставился. Все, включая его, знали: пианистом, как отец.
После музучилища Дима решил поступать в Ленинградскую консерваторию. Вместе с другом сдал экзамены. Оба прошли по конкурсу. Однако неожиданно «грянул гром».
– Я помню, мы сидели у профессора в кабинете и обсуждали будущий репертуар. Были довольные: нас взяли! А потом вышли из кабинета и видим, как в нашу сторону секретарь консерватории несется взволнованный, с какими-то бумагами, и кричит: «Кто здесь из Петрозаводска?» На нас написали донос из обкома комсомола, потому что мы по убеждению не были комсомольцами. Были типа диссидентами. Ну и все. С этим тогда строго было. Пришлось ехать домой. Расстроился я жутко.
В Петрозаводскую консерваторию Цвибеля не приняли по той же причине. Но разрешили посещать занятия вольным слушателем. Он приходил регулярно, с удовольствием. И вскоре поступил в театр концертмейстером. Впервые туда взяли концертмейстера со средним музыкальным образованием.
– Мы работали вместе с папой, пока он не умер… Отец очень уставал на работе, может, это сыграло свою роль. Он просто однажды пришел домой, лег и больше не встал. Сердце… Помню, я потом работал и за него тоже и тоже надорвался. Болел долго, в больнице лежал не раз. Но врачи наши меня выходили. В театре я проработал сорок лет. Потом ушел, стал вплотную заниматься еврейскими делами.
Брат
С особой теплотой и любовью Цвибель рассказывает о брате. Он был первый, кто из их семьи уехал жить в Израиль.
– История брата похожа на мою. Он способнее меня, с задатками пианиста-виртуоза, тоже поступал в питерскую консерваторию. Там тогда буйствовали антисемиты. Консерваторию «чистили» от евреев, и его не взяли. Представляете, завалили на сольфеджио! Это уму непостижимо: у него абсолютный слух! Постучите пальцем по чашке, он вам тут же скажет, какая это нота… В общем, забрали брата в армию. Армия для музыканта – это жестоко. Но он умудрился и там хорошо себя чувствовать. Говорит, это было его самое лучшее время: ни о чем не надо было думать. Служил и поражался бредовости нашей системы обороны. Стоит с винтовкой, часть охраняет, с приказом: чуть что – стрелять. А забора нет – проходите все, кто хочет. Так вся наша система и работает: тут я с автоматом стою, грозный такой, а с другой стороны – дыра и свобода передвижения.
После армии брат работал в школе искусств концертмейстером. Зарплата мизерная… У него было два сына, их надо было кормить... (Резко замолкает, закрывает глаза, старается удержать слезы.) Я боялся, что он покончит с собой из-за того, что его семья голодала. Звонил ему и боялся, что он трубку не снимет. Жена его нянечкой работала в детском саду на полставки – представляете себе, какая была зарплата. И я сказал ему: «Езжай в Израиль – хуже не будет». Он и уехал. И жизнь наладилась.
Позже в Израиль уехала и мама Дмитрия. Она поехала погостить, да так и осталась.
– Мама говорит: «Иду по улице и могу купить то, что хочу, не думая о том, что не хватит до зарплаты. Плюс там же тепло, как в раю». Ей в апреле исполнилось 90 лет. Все у нее хорошо, слава Богу.
Об Израиле и России
Цвибель тоже пожил в Израиле – поехал туда на полгода по программе повышения квалификации лидеров общин. Написал там книгу «Еврейская доминанта Дмитрия Шостаковича». Жизнь в другой стране разительно отличалась от жизни в России.
– Вот взять хотя бы армию. Мой сын служил в Израиле. Когда начинаешь рассказывать, как там служба проходит – никто не верит. Служба заканчивалась в пять часов, и он шел домой. Армия ему снимала квартиру. Я помню, как он в первое увольнение приехал с большой коробкой – выдали паек на два выходных дня. Там было все: начиная от продуктов и заканчивая туалетной бумагой и презервативами.
У Дмитрия Цвибеля много знакомых немцев, финнов. И все они задают ему один и тот же вопрос. Мол, мы не понимаем, почему вы все такие умные, а живете паршиво? Цвибель тоже не знает ответа.
– Россия – богатейшая страна, а живем... Меня, помнится, убило сообщение, что из-за засухи мы картофель и морковку закупили у Израиля. У Израиля! Страны, в которой вода на вес золота! Вот ведь странная штука: мы с нашими ресурсами не можем картошку вырастить, а они могут.
Тем не менее остаться в Израиле Цвибелю никогда не хотелось. Он хоть и еврей, но... русский еврей. Конечно, соблюдает кое-какие еврейские заповеди: не ест свинину, не мешает мясное с молочным, молится по субботам.
За что Дмитрий любит Россию, сам не понимает.
– Есть вещи необъяснимые. Вот почему один человек любит другого? Он кривой, косой, а его любят. Так же я и Россию люблю: то не так, это не эдак, а люблю и не могу объяснить почему. Иоганн Штраус был женат трижды. В третий раз он женился на женщине, у которой было семеро детей от разных мужчин. Вот что его заставило на ней жениться? И жили счастливо.
Про евреев
Поскольку Цвибель глава еврейской общины, ее заботы и проблемы – его проблемы. Говорит, что в еврейской среде считается, что чем больше евреев убывает, тем больше их становится. Правда, евреями себя многие до сих пор называть боятся.
– Одно время называть себя евреем было нельзя, другое – неудобно. А теперь и вовсе глупо. До сих пор многие боятся сказать: «Я – еврей». И не мудрено.
Вот недавно был День памяти жертв Катастрофы – убийства евреев во время Второй мировой за то, что они евреи. И у нас на старом еврейском кладбище, которое мне довелось спасти от уничтожения, мы поставили памятник в форме древнего светильника-меноры. И его разрушили. В который раз… Кому он мешает? Или вот скажите мне, зачем пишут на заборах, мол, жиды – враги России?
Цвибель не может не обращать внимания на все это.
– У нас есть благотворительный еврейский фонд. Однажды пришла к нам женщина – трясется вся. Откачали мы ее, она и говорит, мол, что у вас над входом написано? Как вы такое допустили? Ну мы вышли, глянули, а над дверью надпись: «Евреи, убирайтесь из России». Женщина эта пережила фашизм, всю ее родню расстреляли. Слова сами по себе ничего не значат. Важно, какие ассоциации они вызывают. Она умерла через две недели… Кто знает, какую роль в ее смерти сыграла эта надпись?
И все же на 67-м году жизни Дмитрий Цвибель – счастливый человек. Да, совершал ошибки, но о них не жалеет. Говорит, жалеть нельзя ни о чем. Все равно ничего не исправишь.
– Зачем мне жаловаться? Всю жизнь я занимаюсь любимым делом, никогда не работал ради денег. Всю жизнь был нужен людям и сейчас еще нужен. Это самое большое счастье – когда ты нужен.
Правила жизни Дмитрия Цвибеля
- Все просто и сложно, как и все в жизни.
- Никто не может определить, почему человек поступает так, а не иначе. Обстоятельства бывают разные. Нельзя никого осуждать, пока не окажешься в его ситуации.
- До поры до времени с милым рай в шалаше. Потом захочется, чтобы шалаш был из кирпича.
- Будьте честными по отношению к себе. Вы – самый строгий судья себе.
- Дружить с женщинами можно, но лучше их любить.
- Семья человеку необходима. Я человек замкнутый,
но представить, что нет семьи, не могу.
- Все по отдельности мы умные, а вместе – дураки.
- Евреи есть даже там, где их нет.
