В "Кримплене" организовывали какую-то званую вечеринку. До того бывал я там нечасто. Наверное, раз. Зашел, увидал целую грядку модненьких студенток и всех своих кивачевских друзей — бизнесменов и депутатов. Друзья тоже были модненькие. Совсем какие-то не такие. И уж, конечно, глядя на них, невозможно было представить, что днем они принимают какие-то судьбоносные законы и носят пиджаки, а не эти рубашки в цветочек. Они стояли у стенки неподалеку от входа и, прищурясь, разглядывали "грядку".
— Выбираете, кого склонить к бесчинству? — изощрился я.
— Выбираем, с кем согласиться, — ответили мне.
Я ушел тогда минуты через четыре. И вплоть до званой этой вечерины больше не бывал. Не пойти было неудобно. И, главное, приглашение подразумевало халяву.
Впрочем, на свою голову, я расхвастался о предстоящем походе знакомой брюнетке, которая тотчас же попросила взять ее с собой. Причем вместе с подругой. А поскольку мужчина должен выглядеть сильным и щедрым, отказать я не мог. Так что халява срывалась.
О "Кримплене" ходят разные разговоры. Кто-то называет его пафосным, кто-то гламурным. И те и другие, кажется, подразумевают одно и то же. Кто-то говорит, что создавали его с претензией на нечто, сейчас претензия эта испарилась, но память о ней живет. Кто-то любит "Кримплен" за то, что это клуб, а не бар, то есть за то, что там только пьют и танцуют, а не сидят и жрут. Кто-то, наоборот, не любит за то, что там нельзя нормально поесть, а приходится лишь дрыгаться и напиваться. Многие сравнивали "Кримплен" с почившей в бозе "Ночной птицей".
— В "Птицу" я ходила ради музыки, — объясняла одна хрупкая девушка-филолог. — Там не было этих понтов. Туда ходили не сниматься, а танцевать. А что до наркотиков, то и без них там многие обходились. А "Кримплен" — чисто место для съема.
— "Птица" для меня — это потные, полуголые, дергающиеся парни в 4 утра, — излагал юноша, похожий на Диму Билана. — Их колбасит под техно. Без "колес" в таком состоянии под утро находиться нельзя. И еще в "Птице" были грязные туалеты. А в "Кримплене" — чистые. Люди модные. Ди-джеи эрэнбишные из Москвы и Питера приезжают. И пьют там только благородные напитки типа коньяка. А что до съема, то снимаются везде.
В общем, свершилось чудо, я выклянчил бесплатный проход для своих спутниц и почувствовал себя героем.
— А где мы сядем? — спросили девушки.
— А что мы будем пить? — спросили они же.
— Блин! — подумал я.
Но хозяин заведения, видимо, проникся уважением к моим сединам, и халява продолжилась. Девушки были усажены и обеспечены шампанским. Я же пошел знакомиться с обстановкой. Все были свои. В смысле, те же, кого я ежедневно вижу в "Штабе". Только выглядели они в этих стенах как-то иначе. Как-то то ли пафоснее, то ли гламурнее. Бизнесмены и депутаты хлопали друг друга по плечам, и некоторое время стояли рядом, потом переходили к следующим знакомым, снова полуобнимались и снова стояли. А в соседнем зале скакали девочки. Одна скандальная журналистка о чем-то щебетала с кудрявым мальчуганом. Лица их были близки. Они улыбались, почти касаясь губ друг друга… Минут через десять я увидал ее уже одну на диване в другом зале. В руке у нее был фужер с шампанским.
— Ты представляешь, — сказала она, — этот маленький гаденыш облевал мне мой "Диор"!
Я принюхался. Ничем выдающимся от коллеги не пахло.
— Падла такая, — продолжала она. — Сумочку "Диор", которую я купила в Англии.
Оказалось, речь шла об их предыдущей встрече. Потом появился кудрявый, увидал меня, обнял и прижался лбом. Потом отошел и забыл.
— Фукс, давай пить шампанское! — произнесла журналистка и комично пронесла фужер мимо рта. В смысле, попыталась вылить содержимое в ротовое отверстие, но промахнулась и вылила все на платье и диван. Сидеть стало мокро.
Благоухая шампанским, я стал дефилировать по залу. Кто-то нежно погладил меня по животу. Я опустил глаза. Предо мной явилась круглолицая студентка эффектных форм, с которой несколько лет назад у меня была короткая, порочная, но чрезвычайно приятная связь.
— Какими судьбами? — игриво спросила она и остановила палец на уровне моего пупа.
Надо сказать, что связь наша была и инициирована, и прекращена ею. То ли она, как советский летчик, сбивший очередной "мессер", просто поставила звездочку на фюзеляже. То ли разлюбила.
— Пойдем же скорее ко мне, предадимся разврату, — предложил я, решив проверить, не переживает ли ее чувство ко мне эпоху ренессанса.
— Нет, — сказала она. — Завтра реферат, и сестра ждет. В другой раз.
Ни фига не ренессанс, понял я и поковылял дальше.
Знакомый бизнесмен приветливо помахал мне рукой. Лишь подойдя, я увидел, что он нехорошо пьян.
— Все журналисты – продажные суки, — сообщил он. – И шеф твой — сука. И ты сука.
Вот ведь, а в дневной жизни он всегда был на удивление добрым и вежливым.
Внезапно рядом оказалась моя брюнетка:
— У нас закончилось шампанское. Что же делать?
"Ну, теперь-то халяве конец", — загрустил я, но хозяин заведения вновь пожалел мои седины.
— Фукс, а как ты знакомишься? — внезапно раздалось рядом.
Вопрос исходил от скандальной журналистки. Она высохла и чувствовала себя прекрасно.
— Я не знакомлюсь, — честно сознался я.
— Фукс, а с кем же ты спишь? — изумилась журналистка.
— Со старыми добрыми друзьями.
— Но это же скучно! Смотри, сколько симпатичных девушек вокруг. Давай, останови кого-нибудь, скажи: "Я Фукс. Пойдемте потрахаемся".
Меж тем брюнетка с подругой допивали вторую бутылку.
— Мне пора, — сказал я.
— А я бы осталась, — ответила брюнетка.
— Конечно.
Она немного замялась:
— Знаешь, мне очень неловко тебя просить… Но… Мне же возвращаться домой… Ночь…
Я выдал ей 100 рублей на такси. До полной халявы не хватило совсем чуть-чуть.
Я совсем уже было подошел к выходу, но застрял, разобнимавшись с университетским приятелем, поставляющим ныне в город алкоголь. Внезапно я заметил, что брюнетка с подругой направились в гардероб. Они покинули "Кримплен" раньше меня, и, уходя, я увидел, что они садятся в автомобиль к вышедшему с ними кренделю… В принципе это нормально. Но я до сих не пойму, зачем ей тогда так понадобились мои 100 рублей?
