Криминал Мы все этого боимся —

Илона РАДКЕВИЧ
№24 (471) 08.06.2005

говорили на суде именитые в Карелии хирурги, профессора медицины.

В Петрозаводском суде на скамье подсудимых сидел не вор и не бандит, да и вовсе не преступник, а уважаемый человек, врач, единственный специалист по детской онконейрохирургии в Карелии. Человек с 17-летним стажем и сотнями спасенных жизней за спиной. На него подала в суд мама умершего маленького пациента, когда узнала, что в голове ее ребенка врач забыл марлевую турунду (скрученный бинтик).

Богдану Михайловскому было всего шесть лет, когда он попал на операционный стол со страшным диагнозом — опухоль головного мозга.

— Он родился абсолютно здоровым ребенком, — говорит Лидия, мама Богдана. — Он ни разу в жизни не болел, если только пару раз ОРЗ.

Лето 2003 года было решающим в жизни Богдана — он готовился стать учеником первого класса. Мальчик уже освоил курс нулевого — подготовительного класса, и теперь, перед началом серьезной учебы, проводил летние каникулы в пришкольном детском лагере в родном поселке Эссойла.

Однажды из лагеря позвонили и попросили маму Богдана забрать его домой, объяснив это тем, что у мальчика началась желтуха. В местной больнице поставили диагноз — лямблиоз (кишечная инфекция, называемая иначе "болезнь грязных рук"), и начали лечить. С каждым днем Богдану становилось все хуже, постоянно рвало. И как Лида ни просила врачей направить ее ребенка в петрозаводскую больницу, мало кто прислушивался к ее словам. Через две недели лечения мальчик уже не мог встать с кровати.

Горькая правда

29 июня Лидия со своим братом, который все эти шесть лет заменял Богдану родного отца, села в машину и на руках привезла ребенка в Петрозаводск, в Детскую республиканскую больницу.

Мальчика принял детский нейрохирург Николай Александров (имя и фамилия врача изменены. — Прим. авт.). Он же впервые и назвал Лидии истинный диагноз ее сына. На следующий день Богдану сделали операцию.

— После операции он начал разговаривать, сам кушал, — рассказывает Лида. — Но вскоре все изменилось и ему стало совсем плохо. Врачи были в шоке. Богдан почти не дышал.

Хуже всего было то, что лечащему врачу мальчика нужно было уходить в отпуск, а, кроме него, специалистов подобного уровня в детской больнице больше не было. Пришлось перевести ребенка во взрослую республиканскую больницу, где спустя пять дней он умер.

Результаты вскрытия на руки Лиде никто не давал. Проговорилась медсестра: в голове мальчика врач забыл турунду. Вскоре на столе следователя лежало заявление.

Заключение судебно-медицинской экспертизы было категорично:

"Непосредственной причиной смерти ребенка Б.С. Михайловского явился острый гнойный менингоэнцефалит (воспаление вещества и оболочек головного мозга)... Причиной развития гнойного менингоэнцефалита является наличие инородного тела (турунды), оставленной во время операции. Таким образом, наличие турунды стоит в прямой причинной связи с развитием осложнений, приведших к смерти".

Происшедшее обсуждалось и на клинико-анатомической конференции в Петрозаводске. Смерть мальчика признали "условно предотвратимой". Это потом, на суде, в показаниях врачей и экспертов, сделавших этот вывод, появятся такие слова, как "только возможно", "утверждать нельзя" и прочее. На следствии они были категоричны.

Все под прокурором

В суде выступали уважаемые в республике люди, специалисты в области хирургии. И они уверяли: нет ничего страшного в том, что хирурги оставляют в людях медицинский инструментарий. Оказалось, почти каждый из них хотя бы раз в жизни забывал что-нибудь в своем пациенте.

— Такие вещи возможны, — говорили медики. — Инородные тела — это трагедия медицины. Никто от этого не застрахован. Мы все под прокурором ходим. Иногда инородные тела находятся в человеке годами: большие полотенца, инструменты. И ничего. Люди живут.

— Да, но ведь живут вопреки, а не благодаря? — не выдержал адвокат Лиды.

Спорить никто не стал.

Адвокат нейрохирурга Александрова постоянно пыталась обратить внимание суда на то, что считать использованный инструментарий — это обязанность не врача, а медицинской сестры, и это четко прописано в приказе № 249 Минздрава России. Открываем приказ. Действительно, прописано. Да вот только никто из карельских хирургов и медсестер и слыхом не слыхивал об этом приказе, впрочем, как и представители Минздрава Карелии. Те, кто должен доносить до медицинского состава республики все законы, приказы, инструкции и прочее, узнали об их существовании только на следствии.

Так кто же должен был следить за тем, чтобы в голове мальчонки не оказалась эта несчастная турунда?

— Операция заканчивается сообщением операционной сестры, что все совпало, — пояснил один из профессоров медицины. — Только после этого хирург принимает решение зашить рану. Обычно мы доверяем сестрам.

— Сестра не сказала, я расценил это, как "все в порядке", — говорил и Александров.

Однако, по словам операционной сестры, Николай Иванович никогда не требовал от сестер, чтобы они считали использованный инструментарий. Присутствующие на суде нейрохирурги говорили о том, что по неписаным законам в нейрохирургии врач сам визуально проверяет, не осталось ли чего в оперируемой плоскости.

Кстати, Александров не отрицал, что турунда осталась в голове мальчика по его вине, однако оставался при мнении, что "это дефект его работы, но это не причина смерти".

А был ли мальчик?

— Это очень тяжелое дело, — говорили и адвокаты, и государственный обвинитель. Тяжелое для всех. И спустя несколько заседаний судья вынуждена была больше чем на месяц прервать слушание дела: с подозрением на инфаркт Николай Александров сам попал в больницу.

За это время появилась еще одна версия происшедшего. Адвокат Александрова предъявила суду выводы питерских экспертов, в которых говорилось не только о том, что турунда не могла стать причиной смерти мальчика, но и ставилось под сомнение, что в голове ребенка вообще было что-то забыто.

Местные специалисты, впрочем, присутствие турунды не отрицали, но пытались смягчить свои показания. В ходе следствия все они с уверенностью говорили: если бы не турунда, мальчик бы остался жить, хотя бы еще какое-то время. На суде, глядя в лицо коллеге, они ставили под сомнение собственные выводы и выводы экспертов.

Хорошо, допустим, что эксперты ошиблись и оставленная в голове мальчика турунда "всего лишь" могла послужить одной из причин его смерти. А разве этого мало?

Было страшно и неприятно слышать от людей благородной профессии, может быть, и правдивые, но бесчеловечно жестокие реплики о том, что Богдан все равно бы умер, что болезнь была сильно запущена. А если бы и остался жить, то стал бы инвалидом и прошел бы через все круги ада.

Мать мальчика терпеливо слушала. В ее глазах стояли слезы.

— Мне говорили: Богдан поправится, все будет хорошо, — вспоминает Лида. — Я только во взрослой больнице узнала, что мой ребенок может умереть.

Хирург умирает с каждым пациентом

— Если человек взялся делать операцию, он должен сделать ее качественно, — уверена мама Богдана.

С этим не поспоришь. Однако...

— У Николая Ивановича самые сложные и ответственные операции в республике, — уверяют его коллеги. — Он прекрасный оператор, самый загруженный хирург в Карелии.

На суде прозвучала мысль о том, что тяжелобольного ребенка нельзя было переводить в другую больницу. Возможно, врачу стоило повременить с отпуском. Но если рассуждать чисто по-человечески, разве Александров не имел права на заслуженный отпуск? За последние три года он провел 384 операции. Это огромная нагрузка для одного человека. А все потому, что больше некому. В республике 16 взрослых нейрохирургов и только один детский. Может быть, теперь власти наконец задумаются о том, как могло получиться, что во всей республике всего один врач подобного профиля?

— Я глубоко сожалею о том, что произошло, и приношу свои соболезнования матери Богдана, — сказал в своем последнем слове Николай Иванович. — Смерть страшна сама по себе, смерть ребенка страшнее в 10 раз. У меня умирают по три-четыре ребенка в год. В 2003 году умерли 6 детей, среди них был и Богдан Михайловский. Хирург умирает с каждым своим пациентом. Тяжело это, конечно, переносить. Я не считаю себя виновным в смерти ребенка. Смерть наступила в результате тяжелой болезни. Я делал все, чтобы помочь Богдану, и переводил его во взрослую больницу, чтобы помочь, а не умирать. Для меня новость о его смерти была страшным ударом. Я очень переживал и буду переживать и дальше.

Врач Александров не признал себя виновным. Он сомневается в правильности результатов судебно-медицинской экспертизы. У суда сомнений не было. Врача признали виновным в "причинении смерти по неосторожности". Наказание — один год лишения свободы условно с правом продолжать деятельность, и компенсация морального вреда маме мальчика — 100 тысяч рублей.

— Приговор суда абсолютно законен, наказание справедливое, — говорит государственный обвинитель Павел Гравченков. — Это было сложное дело. На скамье подсудимых оказался очень уважаемый человек. Судя по его последнему слову, он раскаялся.

Конечно, точку в деле ставить еще слишком рано. Адвокат Александрова намерена добиваться для врача оправдательного приговора.

Я была на всех заседаниях суда и видела, как переживает мать погибшего мальчика и как переживает врач. Они были по разные стороны закона, но горе у них было общее.